Недавно в Петербурге на очередной сессии Societas Iranologica Europea Пьерфранческо Кальери был избран президентом этой авторитетной европейской ассоциации иранистов.
Для просмотра в полный размер кликните мышкой
- Когда вы впервые попали на археологические раскопки в мусульманскую страну?
– Это было в 1977 году, я еще был студентом и устроился работать в давно работающую на севере Пакистана итальянскую археологическую экспедицию. В долине Свата итальянские археологи работают с 1956 года, правда с перерывами. Там нашим объектом были буддийские памятники. Буддизм умер на территории современного Пакистана много веков назад. Сейчас долину Свата населяют пуштуны, очень набожные мусульмане.
Для просмотра в полный размер кликните мышкой
- И как местные жители и местные власти относились к иностранцам-археологам?
– Прекрасно относились. Местные власти оказывали всяческое содействие и итальянцам, и коллегам из Пакистана. Местное население тоже прекрасно к нам относилось. Они были очень дружелюбны, я даже начал изучать пушту, настолько они были приветливы и с таким уважением нас принимали. Я был совсем юный и неопытный, но руководил бригадой местных рабочих. Многие из них были старше, чем я. Я не знал пушту, не знал многих местных реалий, но они были очень терпеливы и терпимы.
Для просмотра в полный размер кликните мышкой
- Так им платили…
– Это несущественно. Дружбу и уважение за деньги не купишь…
- Но те пуштуны, которые были такими милыми в 70-х, потом присоединились к движению Талибан, а талибы взорвали знаменитые изваяния будд в Бамиане. Талибы ведь были и в Свате.
– Нет, нет… Талибы – нечто совершенно чуждое пуштунам. Да, талибы – пуштуны по национальности, но большинство пуштунов совершенно другие. И никогда не было никаких конфликтов на религиозной почве. Итальянская археологическая экспедиция до сих пор работает в долине Свата. Да, был тяжелый период, в Свате случилось землетрясение. Потом была гражданская война, власть в Свате захватили талибы, но они выдавлены оттуда пакистанской армией. Причем местное население армию полностью поддерживает, поскольку помнит ужасы, которые творили талибы. Так что никакой поддержки со стороны местного населения у талибов нет. И когда появилась возможность вернуться, итальянские археологи вернулись в Сват. В период правления талибов в 2007 году только одно буддийское изваяние стало объектом агрессии, семиметровую статую Будды в Джиханабаде обстреляли из тяжелого вооружения, повредили лицо, но мы сейчас эту статую реставрируем. И сейчас даже рассматривается вопрос о создании в Свате археологического заповедника для туристов. Памятники археологии станут источником дохода для местного населения. Мы занимаемся не только реставрацией и консервацией памятников, но и обучаем местных жителей, чтобы они могли работать и реставраторами, и гидами в этом заповеднике. Сейчас археологи в Свате вполне в безопасности, хотя, конечно, собственно в регионе усилены меры безопасности, без специальных пропусков в Сват сейчас не попадешь. Провокаций против археологов нет, потому что территория контролируется армией. Сейчас это одно из самых безопасных мест в Пакистане.
- Вы работаете еще в одном мусульманском регионе. В Исламской Республике Иран.
– Да, собственно буддийские памятники, принадлежащие к индийской цивилизации, не были в сфере моих научных интересов. Я занимался и занимаюсь археологий и историей Ирана, древней иранской цивилизации, созданной на границе Европы и Азии. Мы давно установили научные контакты с иранскими коллегами. В 2003 году я предложил создать совместную археологическую экспедицию. В 2005 году получил приглашение Иранского центра археологических исследований присоединиться к кампании протеста против пуска сиванской дамбы, из-за которой могли безвозвратно исчезнуть уникальные памятники в Пасаргадах. Тогда была организована целая серия совместных археологических экспедиций в Пасаргадах, вместе с иранскими археологами работали поляки, немцы, японцы. С той поры мы ведем раскопки в Иране.
- И как в Исламской Республике относятся к археологам-иностранцам?
– Просто замечательно. Никаких проблем с властями, они очень ценят нашу работу. Это совместная итало-иранская экспедиция, и мы работаем вместе с местными специалистами.
- Я понимаю, иранские археологи увлечены своей работой, а как к вам относятся простые люди?
– В Иране простые обыкновенные люди зачарованно, с невероятным восхищением воспринимают свое историческое прошлое, свое культурное наследие. Вовсе не только высокообразованные люди, далеко не буржуа ходят по музеям, посещают археологические памятники. Скажем, в дни празднования иранского нового годы Ноуруза в марте Персеполис, древняя столицы Ирана, переживает просто-таки нашествие посетителей. Там собирается несколько сотен тысяч человек. Потому что каждый иранец хочет прикоснуться к своим корням. Это даже опасно для памятников – такой наплыв визитеров. Все они хотят увидеть гробницу Кира в Пасаргадах, колонны и барельефы Персеполиса.
- А к вам на раскопки забредают посетители?
– Да, и еще раз да. Когда мы работаем там, куда просто добраться, гостей даже слишком много. Археологи во время работы не слишком любят отвлекаться на них, но приходится. Они спрашивают: «Что вы делаете?», «Какая это эпоха?» Никакой агрессии, никаких нападок. Иран вообще одна из самых доброжелательных стран мира. Отношение к гостям, к иностранцам очень и очень приветливое. Люди невероятно добры. Как-то я поехал в Иран с семьей как турист. Хотел показать детям страну, в которой папа пропадает. И я почувствовал, что значит быть интуристом в Иране. Все очень приветливы, иранки, в том числе пожилые, приветствовали мою жену, хотели сфотографироваться вместе, обменивались рукопожатиями. Никакой враждебности.
Для просмотра в полный размер кликните мышкой
- Как же так получается? Две соседние страны: Иран и Ирак. В одной такая любовь к своему прошлому, а в другой сейчас крушат музеи, сжигают библиотеки, взрывают памятники истории, а в Сирии, которая тоже недалеко, режут головы археологам?
– Прежде всего, Иран – мусульманская страна, но не арабская страна. Здесь другое отношение к собственной истории, совершенно другое национальное самосознание. Здесь отмечают мусульманские праздники, но главный праздник – иранский почти языческий Ноуруз. Надо сказать, что в Сирии и Ираке тоже шли раскопки, и памятники были под охраной. Но сейчас на значительных территориях к власти пришло Исламское государство. Это вина многих не только в Ираке и Сирии, но и за их пределами. Эти люди – сторонники самой жесткой и ригористской версии ислама. Таких, как они, очень и очень немного. Большую часть жизни, уже 38 лет, я работаю как археолог в мусульманских странах, и я могу вам сказать, что ислам это нечто совсем другое, чем то, о чем говорят сторонники Исламского государства. Они говорят, что все эти памятники – идолы, которые должны быть разрушены ради Аллаха, ради Единого Бога. Это самая крайняя, экстремистская позиция, которую не принимает и не одобряет большинство мусульман.
А еще их действия – провокация против Запада. К тому же эти демонстративные акции по уничтожению предметов искусства – способ замаскировать контрабандную торговлю древностями. Тут есть вина всего остального мира, и Европы, и других стран, где не могут уничтожить нелегальную торговлю антиквариатом, предметами древнего искусства, в том числе тем, что добывают черные археологи. Пока есть спрос на эти артефакты, охота за древностями будет продолжаться, будут продолжаться и «показательные выступления» исламистов.
- А профессиональное сообщество археологов как-то реагирует на чудовищные преступления боевиков Исламского государства? На казнь бывшего директора музеев Пальмиры, на бесчинства в Мосуле?
– Безусловно, и не только на Западе, но и в мусульманских странах. В марте этого года я был в Иране на Национальном конгрессе археологов. Он проходит ежегодно. Тогда еще не шла речь об уничтожении Пальмиры, но все говорили о разрушениях в Мосуле. Выражалась крайняя обеспокоенность. Иранские власти предложили иракскому правительству всю возможную помощь и поддержку для предотвращения этих преступлений.
- А что можно сделать?
– То, что вы делали с Эрмитажем во время войны. Эвакуировать все, что можно эвакуировать. Иранцы предложили помощь Багдаду против Исламского государства.
- А кто или что может остановить фанатиков из Исламского государства?
– На мой взгляд, единственный способ их остановить – это ликвидировать их военный потенциал. Но мы знаем, что за их военным потенциалом стоят мощные финансовые потоки. Часть денег поступает от нелегальной торговли нефтью, заложниками или древностями, но частично финансирование идет из ряда стран Персидского залива, возможно Саудовской Аравии. Мы не совсем себе представляем, как группа фанатиков, каковыми они были вначале, добилась таких успехов и такой власти. Это тайна, а за такими тайнами обычно стоят чьи-то закулисные интриги.
- Но сейчас даже в Ираке, в потенциально опасных регионах, продолжаются археологические раскопки. Зачем это нужно?
– Смотря что вы называете «опасным». Итальянская экспедиция работает в Южном Ираке, этот район не считается опасным. Есть экспедиции в Иракском Курдистане, это рядом с территориями, контролируемыми Исламским государством, но считается, что и там безопасно, поскольку курды отчаянно дерутся с ИГ. В Свате тоже относительно опасно.
- Зачем археологам ехать на войну? Ради чего?
– У нас есть обязательства перед теми странами и народами, где мы работаем. Да и перед человечеством в целом. Мы все заинтересованы в сохранении исторического наследия. Это нужно делать, невзирая ни на что. Да и опасность зачастую иллюзорна. После 2001 года у меня был случай в этом убедиться.
Тогда Усама бен Ладен был крайне популярен в исламском мире, была такая черная полоса в истории мусульманских стран. Мы вдвоем с коллегой приехали в Сват, как только был снят запрет на поездки иностранцев в этот регион, чтобы посмотреть на памятники, где раньше велись раскопки. В этой деревне, где базировалась экспедиция, мне понадобилось срочно позвонить по телефону, а мобильного с местной симкой не было, и я пошел на почту. Войдя в помещение, я почувствовал, что это было ошибочное решение: на стене над стойкой висел гигантский портрет Усамы бен Ладена. Однако отступать было поздно. Я заказал звонок, а служитель начал, как там принято, расспрашивать, откуда я, предложил чаю и вообще был крайне любезен, несмотря на свою любовь к террористу номер один. И теперь раскопки в Свате тоже возобновились.
У страха глаза велики, преступления исламистов чудовищны, но мы не должны останавливаться, чтобы не допустить торжества невежества.
Беседовала Марианна Баконина
http://www.fontanka.ru/2015/10/05/155/
